От автора
С ветераном Великой Отечественной войны, военно-полевым хирургом, подполковником медицинской службы Татьяной Андреевной Емелиной (1921–2020) я познакомилась в 2010 году благодаря Айрату Закиевичу Фаррахову, в настоящем депутату Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, а в то время министру здравоохранения Республики Татарстан.
История жизни этой удивительной женщины, нашей землячки, уроженки Высокогорского района ТАССР, вызывает восхищение. Татьяна Андреевна спасла сотни тысяч жизней в боях под Ленинградом, на Курской дуге, при форсировании Днепра, освобождении Украины, Молдавии, Румынии, Польши и Германии. Награждена орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени, медалями, в том числе «За оборону Ленинграда», имеет 12 благодарностей от Верховного главнокомандующего. В послевоенное время Татьяна Андреевна работала детским врачом, была главным педиатром и заместителем министра здравоохранения ТАССР. Заслуженный врач ТАССР, женщина года – 2006, 2008 и Легенда здравоохранения 2009 года. Ее имя занесено в энциклопедию «Лучшие люди России» и в Книгу почета Казани.
В преддверии праздника Великой Победы вспоминаем настоящих патриотов нашей земли. Материал написан на основе воспоминаний Татьяны Андреевны и с ее одобрения впервые опубликован в журнале «Элита Татарстана» в декабре 2010 года.
…Эшелон стоял минут пятнадцать. Татьяна выглянула в окно: рядом тормозил еще один поезд – на ходу высыпали юноши в новой военной форме и лейтенантских погонах – пополнение, только что из училища. Стоял сентябрь 1944-го. Госпиталь двигался вслед за линией фронта – в Польшу.
– Таня, вот ты где, – к ней подсела Надежда – тоже хирург госпиталя 52-й армии. – Пойдем, там танцы.
Татьяна с сомнением взглянула на подругу.
– И нечего на меня так смотреть. Еще неизвестно, сколько мы тут будем стоять, – Надежда взяла ее за руку и потянула за собой.
Девушки выбрались из вагона и пошли на веселый перелив гармони. Недалеко и правда собралась толпа. Молодой краснощекий лейтенант отплясывал матросский танец. Музыка закончилась – все вокруг зааплодировали. Гармонист заиграл вальс, к Татьяне подошел один из лейтенантов.
– Разрешите пригласить. – И он слегка склонил голову.
Девушка пожала плечами. Почему бы и нет? И через несколько секунд они уже кружились среди других танцующих.
– Вы кем служите в госпитале?
– Я – хирург.
– Надо же, такая молодая, а я думал… – Он только сейчас обратил внимание на ее капитанские погоны, смутился и замолчал.
Татьяна молча наблюдала за новоиспеченным лейтенантом. Когда же она танцевала последний раз? Нет, не помнит. Ей было всего 16, когда умер отец. В семье осталась старшей: мама болела, поэтому две младшие сестры и бабушка также были на Танином попечении. Через год она, выполняя последнее желание отца, поступила в медицинский институт и с первого курса пошла работать в детскую больницу. Было не до танцев. А потом началась война. И сейчас ее вдруг охватило чувство благодарности за этот случайный вальс. Она перехватила его взгляд.
– А вы откуда?
– Выпускник Саратовского военно-командного училища младший лейтенант Алексей Ветров к вашим услугам, – он остановился, щелкнул каблуками и отдал честь.
Девушка улыбнулась.
– А я из Казани. Татьяна.
– «Итак, она звалась Татьяна…» – процитировал он, и оба засмеялись. – Вы героиня Пушкина.
– Думаю, Пушкин бы удивился, увидев свою героиню на войне, да еще в таком качестве.
– Согласен. Совсем не женская у вас профессия.
– Вообще-то, я хотела стать детским врачом и поступала на педиатрический факультет, но, когда война началась, все изменилось. Окончила «Лечебное дело», а потом в Москве курсы военно-полевой хирургии.
– И давно вы на фронте?
– С осени 42-го, два года скоро.
Вдруг гармонь замолкла, для лейтенантов прозвучала команда:
– По вагонам!
– Вы едете первыми, – сказала Татьяна. – Мы – следом, –
она протянула ему руку. – Возвращайтесь живым.
– Вы – тоже, – не прощаясь, он запрыгнул на ступеньку последнего вагона и уже на ходу крикнул:
– И обязательно станьте хорошим детским врачом!
Девушка улыбнулась в ответ и помахала рукой. Оставшиеся на полустанке не расходились, глядя вслед уходящему поезду и думая каждый о своем. Вдруг послышался гул. Прежде чем из-за леса появились самолеты, Татьяна по звуку поняла – немцы. Волна страха и ужаса отшвырнула девушку к небольшому зданию станции. Спина содрогнулась от озноба, в горле пересохло. Отходящий эшелон оказался идеальной мишенью. Не успела она подумать об этом, как тяжелые бомбы и снаряды полетели на движущийся поезд. Вжавшись в стену, Татьяна наблюдала за страшной картиной. Сначала из-за дыма ничего не было видно. Потом самолеты пошли на новый круг, и она увидела груду искореженного, местами обуглившегося металла. Из уцелевших вагонов прыгали люди. Пытаясь спастись, они бежали через поле в сторону леса. С неба на них лился дождь из огня и металла, превращая кусочек земли в кровавую бойню, над которой нависали клубы пепельного дыма. Татьяне казалось, что время остановилось. На самом деле расправа продолжалась несколько минут. Потом, не обратив внимания на стоящий на станции состав госпиталя, немцы улетели.
Спотыкаясь, Татьяна бежала вместе с другими врачами и медсестрами к эшелону.
– Свяжитесь с ближайшей больницей, нужен транспорт – любой: машины, подводы, – услышала она за спиной хриплый голос и с трудом узнала его – кому-то отдавал приказы Павел Федорович Лазарев – начальник госпиталя.
Состав был изрешечен пулями и осколками. Из окон вагонов висели разорванные кровавые тела. Багровая от крови земля зияла воронками от взрывов, как пустыми глазницами. Оставшиеся в живых лейтенанты, обезумевшие от пережитого кошмара, с открытыми ранами ползли прочь от поезда. Татьяна кинулась к раненому, за которым тащился темный кровавый со сгустками след. Он дернулся и оттолкнул ее. С перебитыми осколками ногами, с открытой раной живота, он судорожно цеплялся за траву, изо всех сил пытался ползти дальше.
– Я помогу, я врач…
Когда удалось перевернуть его, Татьяна увидела огромные черные глаза без зрачка. Не сразу поняла, что это и был зрачок…
Она вздрогнула и проснулась. Ей часто снился этот страшный сентябрьский день 44-го на маленькой станции где-то на Украине, когда встретились два эшелона. Хотя прошло уже больше 60 лет. Нет, заснуть уже не удастся. Татьяна Андреевна села на кровати. Когда во время наступлений в госпиталь привозили по несколько тысяч раненых в сутки и хирурги трое, а иногда и четверо суток не отходили от операционных столов, Татьяна даже не садилась – боялась уснуть. После того кровавого дня ей казалось, что она больше никогда не сможет заснуть. Тогда они сделали все, что могли: доставили раненых в ближайшую больницу, и всю ночь вместе с врачами больницы хирурги госпиталя оперировали, стараясь хоть как-то облегчить страдания тех, кому можно было помочь. Алексея среди раненых не было…
Еще одна бессонная ночь. Татьяна Андреевна накинула халат, прошла на кухню, открыла окно. Душный летний ветер ворвался в комнату, не принеся никакого облегчения. Какое знойное лето в этом году! Она опустилась на стул и задумалась. После войны она стала детским врачом. Начинала участковым педиатром, потом была главным врачом детской больницы, куда направляли детей с отравлениями со всех районов города. Она выхаживала их. Столько детей прошли через ее нежные руки и сердце, а своих растить не довелось.
Теперь позади осталась работа главным педиатром республики и заместителем министра. На пенсии Татьяна Андреевна остается активной, как раньше говорили, общественницей. Часто выступает перед школьниками, студентами, коллегами. Вот и завтра ей предстояло выступление, да еще какое. Она всегда серьезно готовилась к встречам. И сейчас задумалась о том, что завтра скажет людям. Только тот страшный сон снова возвращал ее мысли к военным временам.
…Три дня, как началось наступление. Татьяну как самую молодую из врачей госпиталя направили принимать и распределять раненых. Днем она работала в приемно-сортировочном отделении, а потом – как все хирурги госпиталя – оперировала. «Господи, как же я устала», – Татьяна пыталась растереть отекшие больные ноги. Она не ложилась все эти трое суток, а больные ноги у Татьяны еще с Волховского фронта – обморозила. Нет, болеть некогда. С приемом покончено, теперь – в операционную. В палатку заглянула медсестра:
– Татьяна Андреевна, машина с «легкими» ушла.
– Хорошо. Сколько сегодня мы приняли?
– Точно не скажу. Наверное, около двух.
Это означало, что госпиталь, рассчитанный на прием 240 человек в сутки, за последние 12 часов пропустил около двух тысяч раненых.
– Товарищ капитан, – в палатку заглянул Павел Федорович, – еще две машины пришли. Принимайте.
Через два часа Татьяна уже стояла у операционного стола. Только что закончилась бомбежка, и стационарного электричества снова не было. Начхоз колдовал над керосиновой лампой – единственным доступным сейчас источником света.
– Татьяна Андреевна, – нарочито бодрым тоном сказал он, – что-то твои татары давно не приезжают. Совсем керосинки никуда не годятся.
По лицу девушки промелькнула тень улыбки при воспоминании о веселых балагурах автосанроты, среди которых было много ее земляков – из Казани. Они возили на передовую снаряды, а когда возвращались по освобожденной территории, проходили через опустевшие после фашистов дома, собирали керосинки, потом появлялись в госпитале с «гостинцами» – керосиновые лампы были дороже золота. Во время налетов, когда электричество отказывало, врачи делали операции при свете керосинок. Серьезную и рассудительную молодую докторшу они называли «наша Танечка», искренне радуясь ее сияющим благодарностью изумрудным глазам, которые среди огня и боли казались каким-то невероятным чудом. Так или иначе, благодаря «Татьяниным татарам» лампы в госпитале не переводились и операции не прекращались даже во время обстрела.
– Ладно, сегодня я поработаю фонарем, – начхоз подошел к Татьяне. Операция началась.
Утром Павел Федорович отпустил всех отдохнуть. Госпиталь был переполнен, и спать Татьяне пришлось в палатке, расстелив шинель прямо на снегу. Закутавшись во все теплое, что у нее было, натянув шапку-ушанку, девушка наконец-то закрыла глаза. И тут же провалилась. Ей снился отец. Словно он еще жив. Идет по залитому солнцем пшеничному полю, улыбается, говорит Татьяне: «Хорошо, что ты стала врачом. Сколько людей спасла. Ты не одна…»
Татьяна очнулась от криков. Кто-то изо всех сил тряс ее.
– Таня, Танечка! – она узнала голос медсестры Маши.
– Что случилось? – еле пробормотала она.
– Слава богу, живая, – Маша взяла себя в руки. Обращаться к старшему по званию по имени и на «ты», конечно, нельзя. – Вы не ранены? – голос по-прежнему звучал тревожно.
– Почему я должна быть ранена? – раздраженно спросила Татьяна, окончательно проснувшись. Ее рассердила такая заботливость. Лучше бы дали еще поспать.
– Бомбежка была и обстрел. А Вы и не слышали. Посмотрите на свою шапку.
Татьяна сняла шапку. Вся в дырках и клочках разорванной шерсти, она была нафарширована осколками…
Татьяна Андреевна поставила на огонь чайник. Ей вспоминались сокурсники, вместе с которыми уходила на фронт, подруга Саша Лепешова. Вот удивительная судьба! Их одновременно отправили на Волховский фронт: Татьяну – в 52-ю армию, Александру – в 54-ю. В первой же боевой операции Сашу включили в передовую группу для развертывания медсанбата. Но территория оказалась заминированной. Когда прогремел взрыв, она была тяжело ранена. Ее и медсестру спасли артиллеристы, которые рядом развертывали свои батареи, – вынесли девушек в безопасное место. Но больше никого спасти не удалось –
раздался второй взрыв мин. На этом Сашина служба закончилась. Ее спаситель, артиллерист Георгий Куприянов, после окончания войны нашел Сашу, они поженились, прожили вместе всю жизнь, вырастили двоих дочерей.
Татьяна Андреевна достала из серванта шкатулку. Там хранились старые фотографии и письма от раненых. Развернув один из треугольников, датированных февралем 1945 года, она прочитала:
«Добрый день, Татьяна Андреевна! Я сейчас так далеко от Вас, в глубоком тылу, в городе Львов. Благодарю Вас за заботу и нежность к больным, в том числе и ко мне. И особенно я благодарен за Вашу операцию, которая была у меня не первой, но от Ваших нежных рук совершенно не чувствуется боли. У меня сейчас все хорошо, через десять дней обещают выписать. Вам, Таня, желаю успехов в Вашей благородной работе и жму Вашу нежную ручку». Таких писем у Татьяны Андреевны полная шкатулка.
…Татьяна принимала тяжелых и нетранспортабельных раненых у врача медико-санитарного батальона. На этот раз госпиталь был развернут не только в палатках, но и в уцелевших деревенских домах. Тяжелораненых разместили в двух избах.
– Значит, так, Татьяна Андреевна, раненому Коробову вчера была сделана операция – пулевое ранение в голову, – подходя к очередному больному, комментировал врач. – Состояние стабильное. Температура повышенная, в пределах тридцати восьми. Как себя чувствуешь, Коробов?
– Спасибо, доктор. А когда вставать можно будет?
– Шустрый какой. Двадцать один день строгого постельного режима тебе положен. Так что не торопись – еще набегаешься. – И он перешел к следующей кровати. Там лежал раненый в грудную клетку. Глаза у него были закрыты.
– Ну а здесь экзитус – летальный исход, – сказал он тихо и посмотрел на Татьяну. – Раненый Дюндин. Сквозное пулевое ранение в грудную клетку, осложненное пиопневмотораксом. Лечение положительного результата не дает. Много гноя. Температура сорок и выше уже третий день. Пойдемте дальше.
После осмотра Татьяна подошла к Надежде.
– Надь, надо посмотреть одного раненого, посоветоваться.
– Ну, показывай.
Девушки вновь пришли к постели Дюндина. Раненый так же лежал с закрытыми глазами. Татьяна откинула одеяло – перевязанная грудная клетка раздулась, мокрые серые бинты слиплись – раненый по шею лежал в гное.
Через минуту подруги стояли на крыльце.
– По-моему, здесь все понятно. Безнадежный он, – Надежда облокотилась на перила. – А ты что думаешь?
Татьяна вспомнила, как в 37-м умирал отец. Он работал на Казанском пороховом заводе. Во время его дежурства ночью резко похолодало. Утром его увезли в больницу, там сделали укол и отправили домой. К вечеру отцу стало хуже. Он позвал старшую дочь, и они долго разговаривали. Напоследок отец сказал:
– Таня, поступай в медицинский институт, стань врачом и спаси хотя бы одну человеческую жизнь.
Под утро он умер.
– Будем готовить к операции, – решила Татьяна.
Когда после института она училась на курсах военно-полевой хирургии в Москве, академик Александр Васильевич Вишневский о таких случаях говорил:
– Только операция и тугая тампонада с мазью может спасти вашего больного.
Татьяна так и сделала. Ей пришлось удалить у раненого два ребра, чтобы улучшить отток гноя.
Вечером, после операции, она подошла к начхозу:
– Иван Борисович, нужен куриный бульон для раненого. Достаньте, пожалуйста, курицу.
– Да вы что, Татьяна Андреевна, здесь в радиусе двухсот километров не найдешь такую диковинку, – начальник хозяйственной части смотрел на нее с изумлением. – Вы забыли, что мы по оккупированной территории идем? Ничего немцы не оставили – бесполезно искать.
– Иван Борисович, миленький, ну вы же волшебник, вы же все можете. Я вас очень прошу, – она молитвенно прижала руки к груди.
Ну как такой отказать?
– Эх, Татьяна, Татьяна… Ладно, я попробую, – наконец сказал он и уже строго добавил: – Но ничего не обещаю.
– Спасибо, – глаза девушки засияли. И она вдруг чмокнула его в небритую щеку.
Через два дня медсестра поила Дюндина бульоном из ложечки, а он причмокивал от удовольствия. Татьяна с улыбкой наблюдала за этой картиной. Наконец-то сегодня температура начала снижаться.
– Товарищ врач, а нам не положен бульон? – привстал на соседней кровати раненый с перебинтованной рукой.
– Угомонитесь, – цыкнула на него медсестра.
– Да ладно тебе, – закуривая, ответил ему сосед, когда Татьяна вышла. – Видишь, парню совсем худо было. Она с того света его вернула.
– Это точно. Дай-ка огоньку, – и он перегнулся через кровать, прикуривая. – Руки у нее золотые.
– Эх вы, остолопы, – послышался голос из угла, и все обернулись. Там со сквозным ранением в живот лежал командир батальона. Уже три дня, как ему сделали операцию, но никто не слышал, чтобы он разговаривал. – Здесь не только руки, сердце должно быть… настоящим…
…Уже совсем рассвело, когда воспоминания наконец отпустили. Нужно собираться.
Через три часа Татьяна Андреевна стояла за кулисами и волновалась. Выходить к своим коллегам – лучшим врачам республики – приходится не каждый день. Когда диктор объявил: «Встречайте легенду здравоохранения», Татьяна Андреевна под гром аплодисментов вышла на сцену. Яркий свет ослепил ее. Когда глаза немного привыкли, она увидела, что зал приветствует ее стоя.
Марина ГОРШКОВА
Фото из архива Татьяны Емелиной